Спасибо, дедушка зевс! (современный фут-фетиш с лёгким античным акцентом)

***

Лида нерешительно топталась на пороге университетского корпуса, робко ёжилась и в замешательстве кусала губы, не зная, возвращаться ли ей назад или... Перед её глазами стояла полупрозрачная водяная стена – уже второй час, не прекращаясь, лил сильный дождь. Ох и сердит же сегодня Зевс-громовержец! Настоящий июльский ливень наслал на грешную Землю – с громом и молнией. Громкий, гулкий, неистово барабанящий по крышам, козырькам и подоконникам. И, наверное, удивительно тёплый! Невольно заулыбалась, вспомнив, как в детстве, вопреки суровым материнским предостережениям («Не вздумай! Простудишься! Заболеешь!»), с радостным смехом выбегала под эти мощные, но ласковые струи. И самозабвенно выплясывала по глубоким лужам и по мягкой грязи, забавно чавкающей под её нежными пяточками... Веселилась, кайфовала, витала на седьмом небе от необъятной и необъяснимой радости, не обращая внимания ни на промокший насквозь сарафанчик, ни на растрепавшиеся кудряшки... Эх, было же времечко!.. А теперь вот...

Теперь она – уже давно не глупенькая маленькая девчушка. Серьёзная, образованная (ну почти образованная!) взрослая барышня. Студентка, без пяти минут выпускница и, возможно, аспирантка университета. Правда, так и не сдавшая последний в этом семестре экзамен – из-за внезапно занедужившего преподавателя («Приболел он немножко! Бронхит! – объяснила студенткам секретарша на кафедре. – Экзамен переносится на следующую неделю!»). И – по нелепой случайности – не прихватившая из дому зонтик! Да и зачем его было с собой тащить, если день обещал быть погожим, солнечным и не сулил никакого ненастья? А теперь стой и терзайся тяжёлыми мыслями: «Что делать? Выскакивать под дождь прямо сейчас или для начала разуться?» Да и как ты будешь выглядеть, топая через центр города босиком?! Под проливным дождём, да ещё и в чертовски неудобной облегающей макси-юбке?! Вот и торчи тут, на пороге, под навесом, спустя рукава и повесив нос!..

Однокурсницы, собиравшиеся сдавать вместе с ней историю античной литературы, решили всё-таки переждать непогоду в родном корпусе. Кто-то уединился в читалке, обложившись журналами и монографиями. Кто-то коротал время в коридорах и курилках – за болтовнёй о насущных делах. Кто-то, присев на подоконник, уткнулся в планшет или смартфон, надолго абстрагировавшись ото всех прелестей и невзгод окружающей действительности... И только она, вот такая смелая и решительная, отважилась отправиться домой сквозь ливень! Вышла на порог и стала, как вкопанная!..

Нервно сжав губы, с минуту смотрела на огромные, рябые от тысяч падающих капель лужи, на растекающиеся по тротуару многочисленные бесконечно длинные ручьи... И наконец... Стянула с ног новенькие, блестящие, такие модные, но такие дьявольски тесные «лодочки», обнажив изящные белые ступни с ярко-алыми ноготками. Расстегнула три нижних пуговки на запáхе длинной юбки. И, словно прыгунья с вышки, отчаянно соскочила с крыльца под этот небесный душ, действительно оказавшийся тёпленьким и приятным, как тогда, в детстве!

Довольно улыбаясь и уже нисколько не стесняясь и не боясь, зашагала по мокрому тротуару, придерживая на плече ремешок лёгкой сумки и слегка помахивая снятыми туфельками. И кайфовала, будто снова ощутила себя беспечной и глупенькой малышкой. Радовалась – и каждому соприкосновению с влажным асфальтом, нагревшимся под утренним солнышком, и постоянно обращавшимся на неё взглядам немногочисленных прохожих (недоумённо-насмешливым женским и восторженным мужским). Ни раскаты грома, ни усилившийся ливень её уже не пугали. И не заметила вовсе, как прошла почти километр, даже не взглянув в сторону трёх троллейбусных остановок и даже не подумав лезть в общественный транспорт. Да и зачем? Зачем разрушать это ни с чем не сравнимое, подзабытое ею наслаждение? Тем более, что идти-то всего ничего! Вот и он, родной дворик!

Мать, наверно, уже вернулась с работы и сейчас таращится в окно, дожидаясь доченьку. Чтобы закатить ей суровую взбучку за этот босоногий променад! Ну и пусть! Посердится и перестанет!

И Лида, с задорной улыбкой взглянув на окно родной квартиры, дерзко и высоко взмахнула босой ногой, разбрызгав небольшую лужицу, – словно бросая вызов строгой маме: «Да, я иду босиком по лужам! Ну и что? Что ты мне сделаешь?!»

***

Однако их окно на четвёртом этаже так и осталось плотно зашторенным – возможно, мамы ещё нет дома ("Ой, а ведь ключ от квартиры только у неё! Может, просто забыла шторы раздвинуть?"). А вот в окошке этажом ниже занавеска зашевелилась и слегка приоткрылась. Казалось, кто-то невидимый наблюдал за босоногой красавицей на всём пути её величавого шествования – от детской площадки у входа во двор до подъездного порога. Кто это – такой любопытный? Да какая разница?! Может, это ей всего лишь померещилось! Ну шевельнулась занавеска! И что?

Насквозь промокшая, но всё ещё радостно улыбающаяся, Лида вбежала в подъезд, подскочила к лифту, нажала кнопку... Однако она не загорелась оранжево-красным огоньком, как обычно, а так и осталась бледно-голубой, «мёртвой». Опять ремонт! Опять придётся топать пешком! Ну и ладно! И потопает!

Не переставая улыбаться и напевать что-то непонятное, но бодрое, приподняла мокрый подол и легко взбежала на второй этаж. Промчалась по его небольшой площадке и взлетела на третий... И внезапно с удивлением остановилась. Дверь одной из квартир приоткрылась, и в неё, покашливая, высунулся Миша... Ой, пардон – Михаил Антонович! Её сосед снизу и по совместительству – тот самый университетский препод, так нежданно и так некстати заболевший накануне сегодняшнего экзамена! Маленький, тщедушный чудаковатый тридцатилетний мужичок. С весьма крупными тараканами во всегда аккуратно причёсанной учёной головёнке, битком набитой всякими филологическими заумностями

Вот и сегодня утром мог бы предупредить по-соседски и о своём неожиданном недуге («Немножко бронхит!»), и об отсутствии на работе! Обзвонила бы всех однокурсниц, рассказала бы о непредвиденном форс-мажоре. И ни ей, ни им не пришлось бы зазря убивать целых три часа ни в чём не повинного времени!..

– Лидия... Здра... Кахи-кахи!.. Здравствуйте! Пре... Ках-ках! Прекрасно выглядите!.. Кахи-кахи-кахи!

– И вам больше не хворать, Михаил Антонович! Извините, но шутите вы неуклюже! – усмехнулась Лида, поправляя растрепавшиеся мокрые волосы и пытаясь отдышаться после только что завершившейся прогулочки. – Сейчас пойду себя в порядок приводить – и снаружи, и изнутри!

– Лидочка, я... Кахи-кахи-кахи!.. Я от... Кахи-кахи-кахи!.. Я отнюдь не шучу... Вы... Вы неотрази... Кахи-кахи!.. Неотразимы! Божественно прелестны!.. Но... Ках-ках!

Девушка, не переставая довольно и дерзко улыбаться, удивлённо подняла брови – что ещё за «но»?

– Вы так... Ках-ках!.. Промокли и можете простудиться!.. Как... Ках-ках!.. Как я вчера... А ведь просто ненадолго попал под дождь... И... Ках-ках-ках!.. И уже подхватил бронхит!.. Кахи-кахи!.. Хоть и в лёгкой... Ках-ках-кахи!... В лёгкой и незаразной форме... Ваша матушка ещё домой не вернулась... Ках-ках-ках!... Может быть... Ках-ках-ках!.. Почтите мою скромную обитель своим визитом? Ках-ках-ках-ках!.. Не угодно ли чашечку горячего чайку или кофейку? Согреетесь и останетесь здоровой... Ках-ках-ках! И такой же ослепительно... Кахи-кахи!.. Ослепительно красивой!

Лида пару мгновений подумала и кивнула. Не в подъезде же, да ещё и в мокрой одёжке дожидаться маму с работы?! Соседа давно знала как изрядного чудака, но чудака в высшей степени порядочного и благовоспитанного. Никаких пакостей от него никогда не ожидала. Ну разве что вот таких как сегодня – в виде несданного (по вине преподавателя!) экзамена!..

Вошла в полутёмную прихожую, аккуратно поставила туфельки у входа и – по любезному жесту хозяина, таращившегося на неё каким-то странно-восторженным взглядом, – уединилась в ванной. Стащила промокшие блузку и юбку и с наслаждением стала под ещё один тёплый душ – пусть уже не небесный, но не менее приятный.

Тщательно вытерла пушистым полотенцем вымытые русые локоны, не без удовольствия осмотрела свою обнажённую стройную фигурку и запахнулась в длинный шёлковый халат хозяйки (правда, великоват, но ей ведь не по подиуму дефилировать!). Как уже успела заметить, Нины Вячеславовны дома не было. И вернётся она, должно быть, нескоро. Судя по слишком уж свободному поведению Миши (тьфу, блин – Михаила Антоновича!), боявшегося свою благоверную, как огня, и покорно влачащего жалкое, хоть и уютное, существование под её каблучком...

Хозяин жадно пожирал глазами вышедшую из ванной гостью. Всё так же кашляя и запинаясь, пригласил её в гостиную и подвинул к ней столик к чайным прибором. Почтительно осведомился, не желает ли она разбавить чаёк коньячком или ромом

Изящным, как у потомственной английской леди, жестом (держа четыре пальца плотно прижатыми друг к другу) поднесла ко рту расписную фарфоровую чашку. Очень старалась – до мелочей – следовать всем известным ей правилам хорошего тона в гостях у преподавателя...

– Лидочка... Ках-ках!.. Вы... Вы поистине прелестны и... Кахи-кахи!.. Неотразимы! – забормотал Михаил Антонович (ладно, наверно, уже можно и без отчества!), почему-то не решаясь присесть. – Я... Кахи-кахи-кахи!.. В полном... Ках-ках-ках!... В полном восхищении!.. Ках-кахи-кахи-кахи!.. Мне... Мне так неловко из-за сегодняшнего досадного недоразумения... Кхи-кахи-кахи-ках!.. Так жаль, что забыл вас предупредить... О своей... Ках-ках-ках!.. О своём заболевании... Причинил вам столько лишних хлопот. Вы... Кахи-кахи-кахи!.. Простите меня за это?

Гостья пожала плечами. А за что тут прощать? Кто может быть виноват в своей внезапно подкравшейся болезни?

***

Михаил воспринял это пожимание тревожно. И довольно-таки неадекватно. С трудом осознавая свои действия, неуклюже опустился на колени перед невольно обаявшей его красавицей-студенткой. И – совсем уж неожиданно! – подполз к ней вплотную и жадно прижался губами к её босой ножке, осторожно перебиравшей пальчиками ворс мягкого ковра.

– Я так... Ках-ках!.. Я так долго мечтал об этом счастливом случае! – страстно зашептал он, поочерёдно тычась губами в яркие ноготки. – Вы... Ках-ках-ках!.. Вы очаровали меня с первых дней... Ках!.. С первых... Ках-ках!.. С первых дней появления в нашем доме!

Запинаясь и кашляя, снова и снова обцеловывал пальцы окончательно обескураженной девчонки, не в силах оторваться от них.

– А... А сегодня... Ках-ках! – залепетал он, с трудом поднимая голову над полом и жадно присасываясь ртом к девичьей стопе, слегка качнувшейся перед его лицом. – Сегодня вы просто сразили меня наповал... Ках-ках-ках-ках!.. Своим величавым шествием под дождём! Я словно... Ках-ках-кахи!.. Удостоился чести улицезреть богиню, сошедшую с небес вместе с этим благодатным ливнем... Ках-ках-ках!.. Такую юную и прелестную!.. Кахи-кахи-кахи!.. Так гордо и победно попирающую грешный земной прах своими восхитительными ножками!.. Кахи-кахи-кахи!.. Ника! Аврора! Афродита! Гера!.. Ках-ках-ках!..

Он ненадолго замолчал, упиваясь страстными поцелуями её подошвы. Затем снова страстно забормотал, сравнивая Лиду с гордой и прекрасной Геей-Землёй, а себя – со счастливым Ураном, нежно и почтительно ласкающим её божественное тело. Слёзно жаловался на свою несчастную юность, прошедшую без девичьих ласк. А ещё – на сердитую и безжалостную фурию-жену – профессорскую дочь, на которой он женился по расчёту («По весьма глупому и неоправдавшемуся расчёту!»). И которая за пару лет супружества превратила его жизнь в нескончаемые Сизифовы... Нет, Танталовы муки

Бросался ниц перед ней, твердил об охватившем его непередаваемом блаженстве, о готовности стать её вечным невольником, слепо повиноваться всем её повелениям и радоваться «сладкому игу божественной власти». Молил «богиню» не брезговать поклонением такого ничтожества, как он, и в знак благосклонности даровать ему ещё одну милость – наступить «восхитительной ножкой» на его «недостойную и безобразную» физиономию.

Всё ещё не пришедшая в себя, Лида машинально удовлетворила и эту просьбу. Молча, не зная, что и думать, смотрела на «сумасшедшего препода», лежащего под её стопой. И смутно чувствовала какое-то ранее неведомое ей удовольствие – от безграничной власти над мужчиной (хоть и мужчинка был – так себе), от непреоборимой силы своей красоты и молодости. Снова закинула ногу за ногу и ещё крепче и тяжелее надавила на лицо поверженного, заставив его застонать (точнее – невнятно замычать) от наслаждения. Ненадолго приподняла стопу, великодушно позволив своему «невольнику» вдохнуть несколько глотков воздуха и ответить на её ласки благодарными поцелуями. Вернула ножку в исходное положение. Повторила это ещё раза два-три и... И осчастливленный «раб», насквозь промочив штаны спермой, обмяк и замер под нежной и сильной стопой «повелительницы».

Лида снисходительно усмехнулась и слегка пнула его в лицо, отталкивая прочь. Чем «заработала» ещё одну порцию пылких поцелуев и восторженных комплиментов, уже почти не перемежающихся с кашлем:

– Вы... Вы – воистину богиня! Изида – прекрасная и всемогущая целительница!.. Ках-ках!!.. После ваших милостивых ласк я чувствую себя здоровее и бодрее! Как мне отблагодарить мою благодетельницу? Какими горами сокровищ вознаградить её за все ниспосланные милости?!.. Ках-ках-ках!..

Лида снова снисходительно ухмыльнулась. И бросила ему зачётку и ручку. Преподаватель, почтительно стоя на четвереньках, записал в нужных графах: «История античной литературы. Тимофеев. Отлично. 01.07.2019. Подпись».

И, опять восторженно воззрившись на «небожительницу», робко вопросил, когда ей снова будет угодно «снизойти с Олимпа», дабы «осчастливить жалкого и ничтожного смертного».

«Отличница» ответила обворожительной ухмылкой и привычно пожала плечами. Величественно поднялась из кресла и прошествовала в прихожую. Сбросила халат, облачилась в уже высохшие юбку и блузку, заблаговременно и заботливо повешенные на «плечики» гостеприимным хозяином. Подхватила сумку и туфельки и с довольным смехом выбежала из квартиры, оставив «счастливого раба» по-прежнему стоять на коленях с блаженной улыбкой на оглупевшей физиономии...

Ну вот и «сдан» последний экзамен из летней сессии! Благодаря так кстати полившемуся (и, кстати, всё ещё не прекратившемуся) тёплому июльскому ливню!

Ай, спасибо тебе, дедушка Зевс, за двойной подарочек! Ведь, кроме «пятёрки» в зачётке, новоявленная «богиня» приобрела ещё и покорного «слугу». Жаль только, что вряд ли ещё раз удастся использовать его столь же выгодно – весь курс античной литературы Михаил Антонович им уже прочёл и теперь ей едва ли что-то от него понадобится! За исключением разве что вот таких экстравагантных сексуальных (или, скорее, псевдосексуальных) игр!